Никакой адекватный родитель не хочет, чтобы его ребенок стеснялся своей внешности. При этом многое в судьбе человека зависит от того, считают ли его красивым окружающие. И поэтому вряд ли мы можем просто сказать своему ребенку, что он прекрасен и ему не стоит переживать по этому поводу — он ведь видит, сколько усилий вы сами прикладываете, чтобы хорошо выглядеть, а кроме того, неизбежно столкнется с суждениями о своей внешности за пределами дома. Элис Ху размышляет о том, как глубоко в нас впечатываются общественные представления о важности красоты и что нужно делать, чтобы защитить детей от комплексов по этому поводу.
Поговорить с тремя моими дочерьми младшего школьного возраста о красоте порой бывает весьма непросто. Как бы я ни убеждала их, что в них важнее всего характер, а не внешность — они мне не верят. Помню, как примерно год назад я уложила своих детей шести и девяти лет в кровать и на цыпочках возвращалась к себе по коридору. Тогда я услышала, как младшая сказала старшей: «Мама говорит, что не важно, красивая ли ты, важно, чтобы ты была умной». На что старшая ответила ей: «Она так говорит потому, что сама красивая».
В этот момент у меня внутри всё похолодело. Но мои дети сделали правильно, когда скептически отнеслись к моей сентенции. Привлекательные мужчины зарабатывают больше денег. Более привлекательные ученые-экономисты чаще цитируются в научных статьях. Как показывают исследования, хорошо выглядящие люди воспринимаются как более здоровые, умные и общительные. Я не могу перечеркнуть эти преимущества, просто проигнорировав их.
Ребекка Херциг, профессор гендерных исследований и сексуальности в Бейтс-колледже, сказала мне, что попытки убедить моих детей в том, что внешность не имеет значения, — это «изощренная форма газлайтинга».
Я хотела, чтобы мои дети не были тщеславными, когда вырастут, чтобы тщеславие не вызвало у них отчуждение от самих себя, беспокойства и болезненной склонности неутомимо работать над своим внешним видом. Хотя, конечно, погрузить их в иллюзии относительно того, как устроено общество, я тоже не хотела. Но, как оказалось, есть и третий путь.
На моих дочерей серьезное влияние оказала культура Южной Кореи — страны, где мы прожили почти четыре года, пока я была руководительницей сеульского бюро NPR.
Приехав в Корею, я узнала, что местные жители часто высказываются о внешности собеседника ему в прямо лицо, поскольку связь между внешностью и достоинствами человека считается в Корее самоочевидной. По-корейски такое отношение называется oemo jisang juui, что переводится как «внешность превыше всего».
Организации, делающие фото на паспорт, по умолчанию ретушируют изображения. Родители оплачивают детям операции у пластического хирурга в честь окончания средней школы. Я думала, что мои дети еще слишком малы для косметических процедур, но в Сеуле корейские мамаши спросили меня, наращивает ли моя трехлетняя дочь ресницы. На корейском моим дочерям чаще всего доводилось слышать такие фразы, как «привет», «спасибо» и «такая красивая».
В США, где я сейчас живу со своей семьей, популярная культура порой пытается не замечать преимущества физической красоты, ссылаясь на всякого рода банальности, связанные с бодипозитивом. Но лукизм — дискриминация по признаку внешности — тоже является неотъемлемой частью современной американской культуры. Конечно, представления о красоте могут отличаться по обе стороны Тихого океана, но культ красоты повсеместен. Ретушь фотографий с помощью искусственного интеллекта и фильтров — явление, безусловно, глобального масштаба. Что возвращает нас к дилемме, настигшей меня в коридоре: как я могу воспитать своих дочерей так, чтобы они не придавали слишком большое значение собственной привлекательности?
На самом деле, существуют различные стратегии. Например, можно хвалить наших детей за любопытство или развитое воображение, а не за внешность. Помогите им разобраться в фотофильтрах в социальных сетях и в том, на что в этом отношении способен искусственный интеллект. Покажите им произведения искусства и дайте почитать статьи, в которых описывается, какими могут быть человеческие тела и почему они красивы по-разному. Но большинство экспертов склоняется к одному-единственному совету для родителей: меньше заботьтесь о своей внешности.
Меня это поразило до глубины души. Насколько я помню, когда я была маленькой и мы жили в Китае, мужчины и женщины называли мою мать mei nü, что по-китайски означает «красивая женщина».
Мать никогда не принуждала меня сидеть на диете, но при этом держала на кухне весы — якобы для бытовых целей, но в конце концов я заметила, что она взвешивается каждый день. Так что я и без слов поняла, что мама считала худобу красивой.
Линдси Кайт, соучредительница некоммерческой организации Beauty Redefined, продвигающей разнообразие в понимании телесной красоты, вспоминает, что ее мать постоянно сидела на диете, но настаивала на том, что Линдси и ее сестра красивые при любом весе.
Столкновение с моими собственными подсознательными представлениями о красоте поставило передо мной вопрос о том, как и почему я могу судить о внешности других и о своей собственной внешности, каково мое понимание того, что «сексуально», и почему мне иногда хочется изменить свою внешность. Когда я поняла, что чувствую неуверенность, пытаясь ответить на эти вопросы, я смогла справиться с этой тревогой. Сейчас я провожу совсем немного времени перед зеркалом, не использую ботокс и изо всех сил стараюсь принять возрастные изменения своего тела. Я пытаюсь учиться благодаря тому выбору, который делаю каждый день.
Чтобы попытаться разорвать якобы неразрывную связь между внешностью и достоинством, я объяснила своим детям две вещи.
Одна из них — концепция нейтральности тела, которая подчеркивает важность того, на что тело способно, а не того, как оно выглядит. Другая — сенсуализм, который помогает нам фокусируется на том, что чувствует тело.
Теперь, когда мы с моими девочками примеряем одежду, мы в первую очередь обращаем внимание не на то, как она выглядит, а легко ли в ней двигаться, удобна ли она для повседневных активностей, как ткань прилегает к коже и т. п. Моя младшая дочь не так давно сама показала, что ценит всё это: когда я спросила ее, почему она перестала носить ползунки, которые так мило на ней смотрелись, она ответила: «Я не хочу снимать с себя всю одежду каждый раз, когда иду в туалет».
Моей старшей дочери сейчас десять лет, и она отчитывает меня за то, что я хочу побрить ей ноги. Она видит, как у ее подруг растет грудь, и прикрывает свою. Я, в свою очередь, учусь реагировать на ее тревоги и говорю ей, что я также беспокоюсь о своих ногах и других частях тела. Каждый день я совершаю выборы и пытаюсь учиться на них. Дети должны знать, что взрослые, как и дети, тоже способны меняться и расти.